Православный Приход храма
иконы Божией Матери
"Всех скорбящих радость "
г. Канаш ЧР Канашской Епархии
Русской Православной Церкви
(Московский Патриархат)

Помощь Божия.

Много раз мне приходилось и до сих пор приходится встречаться с чудесами Божиими. Часто приходится бывать в Веденском районе Чечни. Это одно из самых гнилых во всех отношениях мест на Кавказе. Идо сих пор там не все тихо и мирно. В хатунях была огромная застава из разных подразделений. Как-то проводили стрельбы из минометов. Не знаю почему – из-за разгильдяйства или по неосторожности – мину послали не туда и залетела она в палатку к оперативникам. Там и разорвалась…

Незадолго до этого я был у них и освятил воду в пятилитровых корчажках. Одну оставил им. А если у людей нет необходимости чем-то пользоваться, то эта вещь лежит в самом дальнем углу. Вроде бы она есть, а вроде ее и нет. Это как наши «глонассы». Спрашиваю как-то: «Есть у вас «глонассы?» - «Да, батюшка, есть. Вот там, за палаткой валяются». Вот и флягу со святой водой закинули на второй ярус. И благополучно забыли про нее. Там рядом в пыли оружие какое-то ненужное лежало, еще что-то в том же духе.

Мина пробила брезентовую крышу палатки и разорвалась как раз над корчажкой со святой водой. Внизу лежал оперативник. Его оглушило. Кого-то слегка осколками поцарапало. А почти все осколки ушли в кровать командира оперативников! Командира в палатке не было – он был в гостях в соседнем подразделении. Он мой хороший друг, рассказывает мне: «Я водки хоть бутылку выпью, хоть стакан – похмелье с утра одно и то же. Организм такой. В этот вечер все порывался вернуться к себе в отряд! А меня все не пускали-наливали. Праздник какой-то у них был, день рождения вроде. Так меня и не отпустили, заночевал. С утра встаю – а похмелья нет… Возвращаюсь к себе – а там такая кухня…» Ребята потом над командиром посмеивались: «Это тебе ангел наливал!» После этого случая я, по настоятельной просьбе всего военного коллектива, столько корчажек воды для них освятил! Смеялся еще: «Вы наверное, теперь все ими вокруг обложите!»

У них в Хатунях вообще было много случаев удивительных. Как-то ехала по дороге освященная машина-буханка. Сверху, откуда-то с горы, «духи» выстрелили в нее из гранатомета. Граната пробила крышу и воткнулась в пол машины. Распорола стабилизатором ногу одному сотруднику и… не взорвалась! Или как-то в пять утра домой был звонок мне на мобильный! Смотрю – высветился номер с Северного Кавказа. (До этого летом я там был, крестил ребят – разведчиков внутренних войск.) Кто бы это мог быть? Никто мне раньше в такое время не звонил. Беру трубку, а там такой хор голосов! Кричат, перебивают друг друга: «Батюшка, ура вере православной!!!»….(стр 207 книги Сергея Галицкого «Из смерти в жизнь» Записки военного священника )

Еще рассказ о помощи Николая Чудотворца в первой книге Сергея Галицкого "Из смерти в жизнь" Свидетельства воинов о помощи Божией на войне.

А вот другой полковник - Владимир Алексеевич Господ - рассказал мне вообще уже невероятные истории, когда нарушались даже законы физики. Приведу часть его рассказа. Полностью он есть в моем блоге (http://blog.zaotechestvo.ru/?p=652).

Рассказывает полковник Владимир Алексеевич Господ:

"Где-то через год после того, как мы прибыли в Афган, меня назначили командиром звена. Все лётчики у меня в звене были старше и по возрасту, и по опыту. Но они сказали: "Ты училище с золотой медалью закончил, хочешь поступать в Академию… Поэтому пусть ставят тебя". Но тут почти сразу же возникла ситуация, из которой я едва-едва вышел живым.

Когда я отправился в Афганистан, то, как и подавляющее большинство своих товарищей, в Бога не верил. Мама в детстве крестила меня втайне от отца. Он у меня никогда не был рьяным коммунистом, но атеистом был всегда. Он и сейчас атеист. Маму частенько ругал, когда она куличи пекла и яйца красила на Пасху. И нас с братом за это дело гонял. Но когда я уезжал в Афган, его мама, Дарья Ивановна, дала мне маленькую иконку Николая Угодника и сказала: "Когда тебе будет тяжело, он тебе поможет. Ты его попроси – Николай Угодник, Божий помощник, спаси и помоги!". А я и понятия не имел, что есть какой-то Николай Угодник. Ведь, как и папа, я тоже был коммунистом. Я ей: "Бабуля, да ты что?.. Я ведь секретарь партийного бюро, практически представитель ЦК КПСС в нашей эскадрилье! А если у меня эту икону там увидят?". Она: "Ничего, Вова, пригодится. Зашей её куда-нибудь в воротничок". Я и зашил иконку в воротник комбинезона, как она просила.

Очень долго я не вспоминал об этой иконке. Однажды, почти сразу после моего назначения командиром звена нам ставят задачу на высадку десанта из тридцати шести бойцов на площадку Бану. Звено у меня было усиленное, из шести вертолётов.

Очень важно было правильно вертолёты распределить. Все в эскадрилье были в курсе, какие вертолёты сильные, а какие – слабые. Они только с виду все одинаковые. На самом деле какой-то вертолёт более старый, у какого-то двигатели послабее. Я говорю: "Я иду на вертолёте…". И все ждут, что я скажу: возьму себе самый сильный или самый слабый. Я знал, что если я возьму самый сильный, ребята скажут: "Ну ты, командир, обнаглел!.. У тебя же первая обязанность – забота о подчинённых!". И я, чтобы показать эту заботу, говорю: "Беру себе шестнадцатый борт". Это был самый слабый вертолёт. Все оценили мой поступок: "Молодец!". Говорю: "Десантников делим поровну, по шесть человек на каждый борт". Вообще МИ-8 может взять двадцать четыре десантника. Но высадка производилась на высоте две тысячи пятьсот метров. И мы подсчитали, что на этой высоте при такой температуре воздуха мы сможем взять на борт только по шесть бойцов.

Десантники загрузились, мы вырулили на полосу. И тут один борт у нас отказывает. Лётчик мне: "Я заруливаю". Отвечаю: "Заруливай". Он заруливает на стоянку. А у меня в вертолёте сидит командир роты, старший этого десанта. Я ему: "У нас один борт выпал, летим без шести бойцов". Он мне: "Командир, да ты что?.. Ты меня без ножа режешь! У меня же каждый номер расписан. Мы-то думали, что вы высадите семьдесят человек, а нас и так всего тридцать шесть! Распредели этих шестерых по оставшимся бортам". Я: "Да мы не потянем!..". Он: "Нет, без этих шести я не могу, вообще не полечу".

Я ставлю своим задачу взять ещё по одному бойцу. Вертолётов пять, десантников шесть. Один остаётся. Я-то знаю, у кого самый мощный борт. Говорю ему: "Четыреста сорок первый, шестого возьми себе". Но вслух про то, что у кого-то самый сильный борт, у нас не принято было говорить. Он отвечает: "Командир, это что? Такая вот забота о подчинённых? Ты командир, ты и бери себе лишнего". Я: "Хорошо, отправляй его ко мне". И получилось, что у всех по семь человек, а у меня на самом слабом вертолёте – восемь". Мы пошли на высадку десанта.

Подходим к вершине горы, там маленькое плато. "Духи" поняли, что мы собираемся высаживать десант, и начали по нам работать. Я захожу первый, подгашиваю скорость и… вертолёт начинает проваливаться, не тянет. Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и ухожу на повторный круг. Говорю: "У меня не тянет. Заходите, высаживайте". Все четверо зашли и сели с первого раза. Я делаю повторный заход – опять не тянет, ещё один заход – всё равно не тянет… А у нас такой порядок: мы все вместе пришли, все вместе должны уйти. Не может быть, чтобы они ушли, а я один остался. А тут ещё идёт активное противодействие с земли, духи бьют. Мои мне говорят: "Четыреста тридцать девятый, ну когда ты наконец-то сядешь?..". Отвечаю: "Мужики, сейчас сяду".

И тут я понял, что сесть я не смогу, потому что это против всех законов аэродинамики. По идее, я должен был дать команду: "Четыреста тридцать девять, посадку произвести не могу. Вертолёт перегружен, ухожу на точку". И мы все уходим, оставив на горе десант без командира.

Теперь представьте себе: все мои подчинённые сели, а я, только что назначенный командир звена, один не сел. И я возвращаюсь в Кундуз с командиром десанта на борту. Тут я понял, что не уйду, потому что просто этого не переживу. Ведь надо будет на аэродроме прямо у вертолёта пускать себе пулю в лоб от позора. Ещё я понял, что и сесть я тоже не могу. Вот тут я и вспомнил бабушку. Взялся рукой за воротник, где была зашита иконка, и сказал: "Николай Угодник, Божий помощник, спаси и помоги!". К тому времени я выполнял уже то ли четвёртый, то ли пятый заход (ещё удивлялся, как это до сих пор меня не сшибли!). И неожиданно у вертолёта появилась какая-то дополнительная аэродинамическая сила – Божественная. Я сел, мы высадили десант, и он выполнил задачу. Именно тогда в Бога я и поверил. И лично для меня стала очевидной простая истина: среди тех, кто был на войне, атеистов нет.

Был ещё один случай, когда Николай Угодник мне помог так явно, что не увидеть этого было нельзя. Мне с ведомым надо было эвакуировать группу спецназа после выполнения задачи. Спецназовцы на пупке горы (высота была около двух тысяч метров) зажгли оранжевые дымы – обозначили место посадки. Я подсел. Подходит командир группы, старший лейтенант, и говорит: "Командир, у меня солдат сорвался в пропасть". И показывает на котлован у склона горы. Ширина этого котлована в этом месте метров сто. Когда спецназовцы на гору поднимались, один боец упал вниз и поломался. Лежит он на глубине от вершины горы метров семьдесят-восемьдесят. Кричит, стонет, ему больно, хотя и укол промедола он сам себе уже сделал.

Меня старлей просит: "Сядь туда, забери бойца". Я: "Я туда не сяду, потому что потом оттуда я не взлечу. Доставайте его сами". Он: "Да пока мы альпинистское снаряжение наладим, пока будем спускаться, пока будем с ним подниматься… Это очень долго". А тут ещё начало темнеть, солнце садится.

В 1984–1985 годах мы ночью в горах не летали. Оставаться ночью на площадке мы тоже не можем, потому что кругом – "духовский" район. Спецназ, пока пешком ходил, себя не обнаружил и вышел к месту эвакуации скрытно. Но когда они зажгли дымы, и ещё вдобавок прилетела пара вертолётов, "духам" стало ясно, что к чему; потому их можно было ожидать в любой момент.

Тут надо объяснить, почему вертолёт вообще летает. За счёт вращения винтов он воздух сверху нагнетает вниз и создает под собой область более высокого давления, чем сверху. Так происходит, когда воздух вокруг, как говорят вертолётчики – "спокойный". Если же лопасти прогоняют через несущий винт воздух возмущённый, "плохой", то необходимой разницы давления не получается. А при посадке в этот котлован вертолёт гонял бы тот воздух, который отражался бы от земли и стенок котлована. То есть после посадки машина очутилась бы в окружении возмущённого воздуха. Взлететь в таких условиях нельзя.

Поэтому говорю старшему лейтенанту: "Я туда не сяду, потому что я там и останусь. Доставайте его сами". Они начали готовить снаряжение. Вниз полез сам старлей. Но солнце садилось, все торопились, и снаряжение готовили в спешке, так что срывается и падает в яму уже сам командир. Теперь их там лежат уже двое. Правда, старлей себе только ногу поломал. А у солдата, как потом оказалось, травма была очень серьёзная – сломан позвоночник.

Сесть на этом пупке больше негде. Мой ведомый ходит по кругу над нами и заодно смотрит, чтобы "духи" незаметно не подошли. Я, хотя и с тяжёлым сердцем, говорю бойцам: "Садитесь в вертолёт, уходим. Иначе все здесь останемся". Они: "Мы без командира не полетим". И я хорошо понимаю, что по-человечески они правы!.. С одной стороны, я не могу их здесь оставить, потому что мы их уже засветили своими вертолётами. Но, с другой стороны, если мы уйдём без них, то и этим на горе – крышка, и тем, которые внизу – тоже. Их потом просто забросают гранатами.

Другого выхода не оставалось: и я опустился в эту яму. Борттехник с "праваком" затащили в кабину старлея с солдатом. Но, как я и предполагал, вертолёт вверх не летит… (Недаром практическую аэродинамику мне в училище преподавал сам полковник Ромасевич, легенда аэродинамики, – автор практически всех учебников по этой так до конца и не понятой курсантами науке.) Беру "шаг" – вертолёт дергается, но не отрывается от земли. И тут я опять вспомнил про икону – и взлетел!..

Потом я двенадцать лет командовал вертолётным полком. И все двенадцать лет я на первых занятиях по аэродинамике говорил молодым лётчикам: "Есть законы аэродинамики. Но есть ещё высшие, Божьи, законы. Хотите верьте, хотите – нет. Но только они объясняют те ситуации, когда при абсолютной безнадежности с точки зрения физики человек всё равно выходит из безвыходного положения".

Еще интересная статья